Харлан покачал головой: «Ну и нравы в этом Столетии!»
— Спросить — и все тут, — пробормотал он, — так просто? И больше ничего не надо?
— Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще?
Теперь настал черед Харлана потупить глаза. В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и ее современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о ее прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно.
Слегка покраснев, он смущенно спросил:
— А что ты сейчас думаешь обо мне?
— Ты славный и очень милый, — ответила она. — Если бы ты к тому же пореже хмурил брови... Почему ты не улыбаешься?
— Смешного мало, Нойс.
— Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем.
Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдернул голову и не смог удержаться от улыбки.
— Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щеки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым.
Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла.
— Нам грозят неприятности? — тихо спросила Нойс.
— Да, Нойс, большие неприятности.
— Из-за того, что у нас было? Да? В тот вечер?
— Не совсем.
— Но ведь ты знаешь, что я одна во всем виновата. Если хочешь, я им так и скажу.
— Ни за что! — энергично запротестовал Харлан. — Не смей брать на себя вину. Ты ни в чем, ни в чем не виновата.
Дело совсем в другом.
Нойс тревожно посмотрела на счетчик:
— Где мы? Я даже не вижу цифр.
— Когда мы, — машинально поправил ее Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий. Нойс изумленно раскрыла глаза.
— Неужели это верно?
Харлан равнодушно взглянул на Счетчик. Тот показывал 72000.
— Не сомневаюсь.
— Но где же мы остановимся?
— Когда мы остановимся? В далеком-далеком будущем, — угрюмо ответил он, — там, где тебя никогда не найдут.
Они молча смотрели, как растут показания Счетчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал ее. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей не безразличен.
Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота. Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.
— В чем дело?
Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.
— Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики.
Счетчик показывал: 111394.
— Сойдет, — угрюмо заметил Харлан и, протянув ей руку, добавил с мрачной торжественностью: — Пошли. Я покажу тебе твое новое жилище.