Выход из положения
Он замолчал, но управляющий не был удовлетворен.
— Продолжайте, доктор Лэннинг. Объясните, как вы объясняли мне.
Лэннинг плотно сжал губы и, подняв брови, кивнул в сторону доктора Сьюзен Кэлвин, которая сидела, разглядывая свои руки, чинно сложенные на коленях. Подняв глаза, она заговорила тихо и без всякого выражения:
— Характер реакции робота на поставленную дилемму поразителен, — начала она. — Наши знания о психологии роботов далеки от совершенства, могу вас в этом заверить как специалист, но она поддается качественному исследованию, потому что, каким бы сложным ни было устройство позитронного мозга робота, его создает человек, и создает в соответствии со своими представлениями. Человек же, попадая в безвыходное положение, часто стремится бежать от действительности: он или уходит в мир иллюзий, или запивает, или заболевает истерией, или бросается с моста в воду. Все это сводится к одному — он не желает или не может взглянуть в лицо фактам. Так же и у роботов. В лучшем случае дилемма разрушит половину его реле, а в худшем — сожжет все его позитронные мозговые связи, так что починить его будет уже невозможно.
— Понимаю, — сказал Робертсон, хотя ничего не понял. — Ну, а информация, которую предлагает нам «Консолидэйтед»?
— Несомненно, она связана с подобной запретной проблемой, — ответила доктор Кэлвин. — Но наш Мозг сильно отличается от робота «Консолидэйтед».
— Это верно, шеф. Это верно, — энергично перебил ее управляющий. — Я хочу, чтобы вы это запомнили, потому что в этом все дело.
Глаза Кэлвин блеснули под очками, но она терпеливо продолжала:
— Видите ли, сэр, в машины, которые есть у «Консолидэйтед», и в том числе в их «Супермыслителя», не вкладывается индивидуальность. Они предпочитают функционализм, что вполне понятно, поскольку основные патенты на мозговые связи, определяющие эмоции, принадлежат «Ю. С. Роботс». Их «Мыслитель» просто грандиозная счетная машина, и дилемма выводит ее из строя немедленно. В то же время наш Мозг наделен индивидуальностью — индивидуальностью ребенка. Это в высшей степени дедуктивный мозг, но он чем-то напоминает ученого дурака. Он не понимает по-настоящему, что делает, — он просто это делает. И, поскольку это, в сущности, ребенок, он более жизнеспособен. Он не слишком серьезно относится к жизни, если можно так выразиться.
Сьюзен Кэлвин продолжала:
— Вот что мы собираемся сделать. Мы разделили всю информацию «Консолидэйтед» на логические единицы. Мы будем вводить их в Мозг по одной и очень осторожно. Как только будет введен фактор, создающий дилемму, инфантильная индивидуальность Мозга некоторое время будет колебаться. Его способность к обобщениям и оценкам еще несовершенна. Пока он осознает дилемму, как таковую, пройдет ощутимый промежуток времени. А за этот промежуток времени Мозг автоматически отвергнет данную единицу информации, прежде чем его связи успеют прийти в движение и выйти из строя.
Кадык Робертсона задрожал.
— А вы уверены в этом?
Доктор Кэлвин подавила раздражение.
— Я понимаю, что в популярном изложении это не очень убедительно, но приводить математические формулы было бы бессмысленно. Уверяю вас, что все именно так, как я говорила.
Управляющий не замедлил воспользоваться паузой и разразился потоком слов:
— Таково положение, шеф. Если мы согласимся, то дальше сделаем вот так: Мозг скажет нам, в какой части информации заложена дилемма, а мы тогда сможем определить, в чем она состоит. Верно, доктор Богерт? Ну вот, шеф. А доктор Богерт ведь самый лучший математик на свете. Мы отвечаем «Консолидэйтед», что задача неразрешима, отвечаем с полным основанием, и получаем сто тысяч. У них остается поломанная машина, у нас — целая. Через год, может быть через два, у нас будет двигатель, искривляющий пространство, или, как его иногда называют, гиператомный мотор. Но как его ни называй, а это же величайшая вещь!
Робертсон ухмыльнулся и протянул руку.
— Давайте контракт. Я его подпишу.
Когда Сьюзен Кэлвин вошла в строжайше охраняемое подземелье, где находился Мозг, один из дежурных техников только что задал ему вопрос: «Если полтора цыпленка за полтора дня снесут полтора яйца, то сколько яиц снесут девять цыплят за девять дней?» Мозг только что ответил: «Пятьдесят четыре». И техник только что сказал другому технику: «Видишь, дубина?» Сьюзен Кэлвин кашлянула, и сразу же вокруг закипела суматошная, бесцельная деятельность. Сьюзен сделала нетерпеливый жест и осталась наедине с Мозгом.
Мозг представлял собой просто двухфутовый шар, заполненный гелиевой атмосферой строго определенного состава: пространство, совершенно изолированное от каких бы то ни было вибраций, колебаний и излучений. А внутри было заключено переплетение позитронных связей неслыханной сложности, которое и было Мозгом. Все остальное помещение было тесно уставлено приспособлениями, служившими посредниками между Мозгом и внешним миром — его голосом, его руками, его органами чувств.
Доктор Кэлвин тихо произнесла:
— Ну, как поживаешь, Мозг?
Мозг ответил тонким, радостным голосом:
— Очень хорошо, мисс Сьюзен. А я знаю — вы хотите меня о чем-то спросить. Вы всегда приходите с книжкой в руках, когда хотите меня о чем-нибудь спросить.