Глава 5. Его преосвященство
— На кого? — вскрикнул Марек.
— Тише! На министра обороны. Он отдыхал на своей вилле в Дейвицах, и на него нежданно-негаданно снизошла благодать. Утром министр созвал пражский гарнизон и обратился к нему с речью о вечном мире, призывал к мученичеству. Разумеется, после этого ему пришлось распрощаться с военной карьерой. Газеты сообщали, что министр внезапно заболел. Вот оно как, голубчик.
— И в Дейвицах тоже, — простонал инженер. — Ведь это катастрофа, Бонди. Но с какой скоростью он распространяется!
— Уму непостижимо, — поддакнул президент. — Тут человек один перевозил пианино из зараженной Миксовой улицы куда-то на Панкрац; а через двадцать четыре часа весь панкрацкий дом был охвачен приступом милосердия...
Президент не договорил, так как вошедший слуга доложил, что преосвященный епископ Линда просит пана Бонди принять его. Марек поспешил было откланяться, но Бонди насильно усадил его в кресло.
— Сиди и помалкивай; он бесподобен, этот епископ.
В этот момент преосвященный епископ Линда показался в дверях; это был веселый, небольшого роста господин с золотыми очками на носу и маленьким ртом, губы он благообразно складывал изящной гузкой. Бонди представил его преосвященству инженера Марека как владельца злосчастного Бржевновского подвала. Епископ довольно потирал руки, в то время как взбешенный инженер бормотал что-то о редком удовольствии, хотя весь его хмурый вид свидетельствовал об обратном. Преосвященный епископ сложил ротик гузкой и с живостью повернулся к пану Бонди.
— Пан президент, — бойко начал он без излишних церемоний. — Я пришел к вам по весьма деликатному вопросу. Весьма деликатному, — повторил он мягко, со вкусом облизываясь. — Мы обсуждали ваше... гм-гм... дело в консистории. Его святейшество, наш архипастырь, склонен обойтись с неприятным событием как можно мягче. Вы понимаете, речь идет об этом непристойном происшествии с чудесами. Pardon, я не желал бы оскорбить чувства господина владельца...
— Пожалуйста, не утруждайте себя, продолжайте, — сурово перебил его Марек.
— Короче, речь идет об этом скандале. Его святейшество заявил, что, с точки зрения разума и веры, нет ничего более прискорбного, чем сие безбожное и прямо-таки кощунственное поношение законов природы...
— Позвольте, — вмешался Марек, исполненный духа противоречия, — естественные законы вы уж предоставьте нам, сделайте одолжение. Мы ведь не беремся судить о церковных догматах.
— Заблуждаетесь, брат мой, — ласково попенял Мареку преподобный отец. — Заблуждаетесь. Наука без наших догматов — лишь горсть сомнений. Прискорбнее, однако, то, что ваш Абсолют противоречит законам церкви. Противоречит учению о святости, не щадит церковных традиций. Грубо нарушает учение о Святой Троице. Не признает апостольской иерархии. Не поддается и экзорцизму церкви. И так далее. Короче, он держит себя таким образом, что мы вынуждены со всей суровостью его отринуть.
— Ну, ну, — миролюбиво заметил президент Бонди, — пока что он ведет себя весьма... пристойно.
Преосвященный епископ предостерегающе поднял палец.
— Пока, но мы не знаем, как он проявит себя в будущем. Послушайте, пан президент, — вдруг доверительно заговорил он, — вы опасаетесь неприятностей. Мы тоже. Вы, как деловой человек, не прочь ликвидировать Абсолют, не вызывая лишнего шума. Мы, наместники и слуги Божьи, также. Мы не можем попустительствовать возникновению какого-либо нового Бога или даже нового вероученья.